Шестнадцатая новация

События, случившиеся в 263-й школе, не отпускают — общественный суд всё длится. 

Учить и лечить, как заметил журналист Янс, у нас всякий умеет, так что выговориться самому и выговорить виноватым получается у каждого комментатора. Виноваты оказались все: охранники, компьютерные игры, семья, школа, время, культура успешности. Собственно, и высказались все, кто захотел: блогеры, политические комментаторы, философы, клирики, родители, подростки и сотрудники Следственного комитета. 

Не было только ни одного сколько-нибудь громкого учительского голоса. Какие-то отдельные реплики можно было вытащить из репортажных текстов: «Бывший преподаватель отрадненской  школы заявила на условиях анонимности, что в учебном заведении сложилась сложная морально-психологическая ситуация». Бывший, на условиях анонимности — откуда такое стеснение? Кому, как не учителям, говорить, писать и — главное — думать  об этой беде?

К тому и вопрос — что сейчас собой представляет типичный московский учитель? Что главное для него — учить, воспитывать, властвовать по мелочи, зарабатывать деньги? И что за сложная моральная ситуация в обыкновенной школе?

Как опытный родитель (родитель одиннадцатиклассника) я бы сказала, что есть наука, которой сегодняшний учитель точно может научить всякого отрока, — это умение бояться. Навык тревожности. И если мы говорим о постоянном напряжении, в котором находятся нынешние ученики, то это точно не гнет силы, это низкое напряжение страха. Речь идет о совместном, коллективном страхе учителей и учеников перед  Единым государственным экзаменом. При этом совершенно не важно, плох или хорош экзамен сам по себе — важно, что он совершенно изменил школьную повседневность и школьную атмосферу.

Новостной повод сегодняшнего текста таков: «В Мосгордуме предложено исключить математику из числа обязательных предметов при сдаче Единого государственного экзамена (ЕГЭ) для выпускников школ». Что так? В комиссии по образованию и молодежной политике объяснили, что речь идет не об исключении математики из ЕГЭ вообще, а только об изъятии из списка обязательных предметов. 

Сейчас  обязательных предметов два — русский и, соответственно, математика. Эти экзамены сдают все ученики, независимо от того, в какое учебное заведение собираются подать документы. Между тем гуманитарные и некоторые естественнонаучные вузы баллы  ЕГЭ по математике не учитывают. Почему бы тогда… Разумное предложение! Жаль, что оно, скорее всего, так предложением и останется. 

Но даже не так и важно, станет ли этот чудесный проект реальностью или нет; важно, что это 16-е возможное нововведение только за последний год. 

Представьте себе  атмосферу, быт и всё внутреннее устройство школы, в которой месяц за месяцем происходят буквально революционные перевороты и, кроме того, постоянно случаются маленькие возмущения ноосферы: то Дума, то иной государственный институт преподносит учительскому коллективу небольшие изящные сувениры — плоды своей фантазии. Революционные изменения — это ЕГЭ, подушевое финансирование и укрупнение школ, которые теперь структурные подразделения.

Сувениры — разнообразны. Вот только за год: был введен новый предмет с названием ОРКСЭ и с шестью модулями. Это «Основы религиозных культур и светской этики». Потом Дума рекомендовала вернуть в школу начальную военную подготовку, и об этом так долго и основательно говорили, что педагоги испугались — где же брать методическую литературу, ведь точно вернут. 

Затем речь пошла о том, что надо теперь будет сдавать нормы ГТО (как встарь, как в счастливое время), и чтобы результаты учитывались при поступлении в вуз. Минфин предложил еще одну новую дисциплину — «уроки финансовой грамотности», и, наконец,  воцерковленные общественные круги заговорили о необходимости добавить в учебный план предмет «смысл жизни». Да, и еще было предложение сделать такой закон, чтобы троечники не имели право поступать в высшие учебные заведения. В общем, каждый день школу радовали чем-нибудь новеньким. По мелочи. Пока в разговорной фазе.

Но главное, что навсегда изменило учительскую жизнь, — это, конечно, ЕГЭ и зарплата. Вернее, новая метода ее начисления.

Зарплата учителя зависит от того, как его ученики сдали этот самый единый государственный экзамен  Жалование делится на «базовую» и «стимулирующую» части; стимулирующая распределяется директором в зависимости от «результативности» педагогического труда; но, собственно, и сам директор может потерять место, а школа  почет, деньги, и благорасположение районного начальства, если совокупные результаты ЕГЭ будут скромными.

И вот происходит волшебное изменение всех представлений о детском и взрослом в школе, срыв шаблона. Мы привыкли думать, что небрежный или властолюбивый педагог может испортить ученику жизнь. Но на прошлой неделе я застала  в коридоре новомодную сценку: учительница, глядя на ленивую выпускницу, тяжело и тихо говорила: «Ты понимаешь, что можешь испортить мне всю жизнь? Ты понимаешь, что с меня квалификацию снимут?»

А другая учительница мне сказала: «Я вообще никогда не любила в детский мир ходить, а теперь просто и некогда. Нужно налаживать отношения не с детьми, а с учительской: там теперь решается, сколько я получу». «Детский мир» — так моя знакомая называет подростковую внутришкольную жизнь. 

Говорила раньше: «Мы в детском мире работаем, а они там — живут. Разница». И вот теперь ей — некогда. Некогда следить за детскими страстями, и за тихими нелюдимыми отличниками — тоже некогда. Учителя в принципе не обязаны внимательно и заинтересованно вглядываться в наших детей.

Они должны учить. Следить, чтобы дети прилично сдали ЕГЭ.  Это важно, действительно важно. Так ведь написано в должной инструкции? Никто не обязан трудовой подвиг совершать. Вот и охранника из  263-й школы, которому мальчик Сергей показал винтовку и который проводил его до класса, полного детей (но успел  нажать тревожную кнопку!), собираются материально поощрить. Потому что «охранник действовал абсолютно верно, согласно инструкции».