Корпорация «Минобраз»

Советская Россия
Корпорация «Минобраз»
Вступление в должность нового министра образования Дмитрия Ливанова ознаменовалось скандалом. Незадолго до назначения на этот пост Ливанов дал интервью, в котором высказался за сокращение бюджетных мест в российских вузах и за принципиальный отказ от советского бесплатного высшего образования. Уже в первые дни нахождения в должности министра Ливанов подтвердил свою позицию: «Как только мы уйдем от всеобщего бесплатного высшего образования, появятся механизмы, которые помогут привлечь на предприятия ценные кадры. Например, образовательный кредит. Если хорошее образование будет стоить дорого и человек вынужден за него платить, он сможет взять кредит, а будущий работодатель в обмен на обязательства погасит его».
Это выступление министра уже вызвало ожидаемую реакцию. Интернет забурлил возмущенными комментариями, смысл которых сводится к тому, что сам господин министр и его дети получили бесплатное высшее образование, а детей подавляющего большинства современных россиян он хочет этого лишить. Очевидно, что при нынешних высоких процентных ставках на кредит и низких зар­платах россиян такой кредит, даже если его предложат, будет не по карману многим. Да и не бросятся предприятия становиться в очередь на выдачу кредитов… В сухом остатке мы имеем продолжение курса политики предшественника Ливанова – Фурсенко по снижению доступности высшего образования в России.
Однако эмоции – плохой ответ. В выступлении министра содержится теоретический тезис, который не он выдумал, его наше либеральное сообщество повторяет уже десятки лет, несмотря на то, что жизнь на каждом шагу опровергает эту умозрительную конструкцию. Суть этого тезиса проста: «платное образование всегда более эффективно». Так ли это на самом деле?
 
2.
Как преподаватель с двадцатилетним стажем, могу засвидетельствовать: на моих глазах происходило медленное, но постоянное сокращение бюджетных мест и увеличение коммерческих наборов. И это сопровождалось катастрофическим снижением качества образования. Сегодня это качество практически близко к нулю. Когда министр говорит о хорошем образовании в России, за которое якобы нужно платить хорошие деньги, он или лукавит, или проявляет полное незнание ситуации.
Советское высшее образование, действительно соответствовавшее мировому уровню, по крайней мере в области подготовки специалистов по естественнонаучным и техническим специальностям, давно уже в прошлом. Нынешняя российская высшая школа опустилась на уровень развивающихся стран. По версии ARWU (Academic Ranking of World Universities) академическому рейтингу университетов мира, в 2010 г. МГУ находился на 74-м месте, СПБГУ – в четвертой сотне. О других российских вузах даже упоминаний нет.
Любой преподаватель современной высшей школы проиллюстрирует эту грустную статистику многочисленными примерами. Сплошь и рядом мы встречаем выпускников юрфаков, которые не знают ни одной статьи Конституции, дипломников-филологов, которые пишут с грамматическими ошибками, студентов-историков, которые не могут ответить на вопрос, когда началась Великая Отечественная война… Все чаще, проходя мимо стаек студентов у входа в университет, я ловлю себя на мысли: «Пэтэушники». Во времена моей юности так себя вели ребята, которые в силу низкой успеваемости в школе не могли поступить в институт и шли в профтехучилища. Теперь такие ребята поступают вузы и даже составляют большинство студентов (есть и меньшинство – настоящие студенты-интеллектуалы, но не о них сейчас речь). По статистике, в 1970–1980 гг. в вуз поступали около 10% выпускников средних школ, теперь – более 80%. Это значит, что на первые курсы вузов сегодня попадают в основном юноши и девушки, не имеющие для этого необходимого уровня подготовки, или, грубо говоря, если раньше студентами становились школьники – хорошисты и отличники, то сегодня в основном в вуз попадают троечники.
Связь между коммерциализацией российских вузов и падением качества образования в них прямая. Чем меньше государство финансирует вузы, тем больше они вынуждены набирать студентов на коммерческой основе. Уровень подготовки таких абитуриентов, как правило, не очень высок (собственно, это и есть те самые троечник»). Чаще всего абитуриент, не добравший балов для поступления на «бюджет» (который раньше просто не поступал в вуз), автоматически с теми же самыми баллами попадает на «коммерцию» (и становится студентом вуза).
Наши либеральные оппоненты возражают, что ничего страшного в этом нет: абитуриент, сдавший не очень удачно ЕГЭ и поступивший на «коммерцию», может исправиться и хорошо сдать сессию, а те, кто не исправился, просто будут отчислены за неуспеваемость. Это возражение также свидетельствует о полном незнании реальной ситуации. Как показывает мой опыт, если бы в современном российском вузе оценки ставились объективно, то две трети студентов были бы отчислены сразу же после первой сессии. Они просто не готовы к учебе в вузе, они и не имеют ни малейшего желания учиться в вузе. Они поступили, потому что их заставили это сделать папы и мамы. Сами они рассматривают учебу в вузе как нудную обязанность, а преподавателя – как продолжение школьного учителя, который все равно поставит им троечку, потому что деваться ему некуда.
И ведь действительно преподаватель ставит, потому что его вынуждает это делать руководство вуза (а если он это не делает, проявляя принципиальность, его по-тихому уволят, например, не продлив контракт). Потому что если большая часть курса будет отчислена за неуспеваемость, то, во-первых, вуз лишится значительной доли коммерческих доходов, а во-вторых… значительной части преподавателей. То самое российское министерство образования, руководитель которого так любит рассуждения в либеральном духе, жестко увязывает количество преподавателей с количеством студентов. Это значит, что если в течение сессии будет отчислено за неуспеваемость критическое количество студентов-лентяев, то по министерской разнарядке вуз лишается преподавательской ставки и будет вынужден уволить одного преподавателя. А если это делать каждую сессию, в течение нескольких лет вуз лишится, например, десяти ставок и будет вынужден ликвидировать целую кафедру…
Кстати, с недавних пор у нас введена система ГИФО (государственные именные финансовые обязательства), в простонародье – «подушное финансирование». Согласно ей, финансирование государством студентов-бюджетников также теперь зависит от их количества. Это означает, что если принципиальный преподаватель доведет до исключения нерадивого студента-бюджетника, вуз автоматически лишится суммы, выделенной государством для данного студента.
Все преподаватели это прекрасно знают и поэтому вынуждены завышать оценки. Как шутят в наших вузах, «у нас двухбалльная система образования – зачет или потом зачет». А скорее всего преподаватель поставит нужную оценку сразу же, за принятие переэкзаменовок ему администрация не платит, и нет смысла несколько раз ездить в вуз из-за нерадивого студента. Сегодня, для того чтобы учиться, студенту нужно немногое: приходить на экзамены и брать преподавателя «измором».
Таким образом, для студента получение диплома о высшем образовании превращается в покупку этого диплома на официальных основаниях у администрации вуза, но только в рассрочку и при соблюдении некоторых нехитрых условий, главное среди которых – делать вид, что учишься.
Кстати, денег, которые вузы получают от коммерческих наборов, все равно не хватает. Библиотеки не обновляются, лабораторное оборудование устаревшее не на годы – на десятилетия, производственные практики сокращаются, преподаватели получают смехотворные зарплаты и вынуждены подрабатывать, так что времени на качественную подготовку к занятиям не остается. В этой ситуации даже студенты, которые хотят и стараются учиться, не могут стать специалистами современного уровня – придя на производство, они обнаруживают, что их знания и навыки давно устарели.
Вывод отсюда прост: российские вузы так устроены, что если государство перестает их финансировать, то качество образования в них резко падает. Секрет эффективности советской вузовской системы состоял в том, что финансирование вуза не зависело от студентов (или от их родителей). Вуз полностью финансировался государством, которое было заинтересовано в получении хороших специалистов.
 
3.
Могут возразить: если оплату образования возложить на предприятия, как это предлагает министр Ливанов, то ситуация изменится. Предприятия, в отличие от нынешних спонсоров вузов – родителей абитуриентов, действительно заинтересованы в том, чтобы студенты стали хорошими специалистами. Значит, им будет невыгодно то завышение оценок, которое негласно практикуется в сегодняшних вузах.
Такое возражение также, увы, наивно. Начнем с того, что либерализация 90-х привела к деиндустриализации страны. Сотни и тысячи предприятий разрушены, в зданиях цехов разместились вещевые рынки или развлекательные центры. Оставшиеся предприятия давно уже не работают на полную мощность. Вряд ли они смогут выделять часть своей и так незначительной прибыли на образовательные кредиты. Исключения составляют предприятия нефтяной и газовой промышленности, но их ведь не так много.
Кроме того, министру ведь известно, что наши вузы готовят не только специалистов технического профиля. Как быть, например, педвузам, которые готовят школьных учителей, ведь начальное и среднее образование у нас в стране в основном государственное? Скажем, директору государственной школы действительно нужны специалисты, но не может же он из нищего бюджета школы выделить образовательный кредит! То же самое касается медучреждений.
Но даже если бы у нас была развитая система частных школ и мед­учреждений, которые из своей прибыли могли бы выделять кредиты юношам и девушкам из малообеспеченных семей, то и это мало бы что изменило.
Допустим, предприятие или частная фирма выделили будущему студенту образовательный кредит под приемлемые для него проценты, и он поступил в вуз и учится там. Конечно, это предприятие заинтересовано, чтоб молодой человек приобрел именно ту специальность, которая требуется на данной конкретной фирме (понятно, что это может быть и очень редкая и даже специфичная специальность). Но в условиях современной России предприятие, оплачивающее обучение, не может никак повлиять на качество этого обучения. Оно не может изменить учебные программы и планы, даже если они давно устарели и готовят специалистов, которые в данной области уже давно не требуются; в России это даже не прерогатива вуза, а прерогатива министерства образования и науки. Учебные программы и планы у нас сочиняют не работодатели и даже не преподаватели, которые знают, как нужно работать со студентами и сколько лекций и сколько семинаров желательно по той или иной дисциплине… а чиновники от образования, многие из которых никогда не работали на производстве и не открывали дверь преподавательской, но всю жизнь просидели в высоких кабинетах.
Далее, предприятия, да и те же родители студентов оплачивают обучение студентов. Сегодня доля их участия в финансировании вузов доходит до 40% и, судя по инициативе министра образования, будет еще выше. Но при этом они не имеют никакой реальной возможности контролировать, как расходуются деньги, которые они отдали вузу. Финансовыми средствами вуза единолично распоряжается ректор, который формально выбирается ученым советом университета (за исключением ректоров МГУ и СПБГУ, которые назначаются непосредственно президентом РФ), а фактически назначается главой местной исполнительной власти.
Правда, закон предусматривает существование попечительских советов при вузах для «привлечения дополнительных финансовых ресурсов». В них могут входить те же представители предприятий, которые оплачивают обучение студентов по определенной специальности, и формально попечительский совет может контролировать финансы и даже до определенной степени изменять учебные программы.
Наши либеральные реформаторы от образования из числа министерских работников при этом ссылаются на опыт США, где действительно студенты учатся за свой счет, а также за счет помощи родителей и образовательных кредитов от фирм и банков. Но там тот, кто платит за образование, тот и определяет его характер (вплоть до учебных планов и расходования средств). Например, студент в США платит за обучение, но он сам и выбирает себе предметы, которые будет изучать, сроки, за которые он это будет делать, то есть сам формирует свой индивидуальный учебный план. Фирма, выдающая кредиты для студентов, входит в попечительский совет, и ее представитель контролирует, куда идут деньги, корректирует программы обучения с тем, чтоб получить такого специалиста, какой нужен именно этой фирме.
В этом есть определенная логика, ведь рынок есть рынок, и там, если покупатель готов за что-либо отдать свои деньги, он может и проверить качество товара. Но если следовать этой логике, то государственная опека над образованием должна снизиться до минимума, а свобода вузов увеличиться до максимума. В США так и есть: там имеется министерство образования, но его функции сводятся скорее к мониторингу образования. Большинство вузов – частные, и министерству они не подчиняются, учебные программы разрабатывают сами, с учетом мнений работодателей и самих студентов, финансирование тоже изыскивают сами, наконец, они сами выбирают себе ректоров и руководство вуза, не согласуя их кандидатуры с государством. Поэтому в министерстве образования США работает всего лишь... 5 тысяч человек. Для сравнения: в России чиновников от образования более 4 миллионов.
Такова и должна быть позиция настоящего либерала: если выс­шая школа переходит на рыночные рельсы, то тогда вузам нужно предоставить автономию и свободы, а министерство образования сократить до минимума. И отсюда видно, что глубоко ошибаются те, кто считает, что Фурсенко и его команда (а теперь и его преемник), ломая советскую высшую школу, пытаются навязать России американскую «рыночную модель вуза» (а в этом убеждены и либералы, и их оппоненты – консерваторы, только первые за это хвалят Фурсенко, а вторые, наоборот, ругают).
В реальности у наших так называемых реформаторов-рыночников, засевших в министерстве образования, очень и очень своеобразные представления о рынке образования. Государство, по их мысли, должно снять с себя груз социальных обязательств и предоставить гражданам самим платить за образование (непосредственно или в кредит при помощи предприятий или банков), но при этом граждане, а также предприятия и банки не смогут никак повлиять на его качество; руководство образованием остается в руках государства, а именно ректора как чиновника, назначенного государством, органов местной исполнительной власти и подразделений министерства образования и науки. Перед нами уродливый гибрид советской и западной систем выс­шего образования, причем от каждой взято худшее.
Достоинством советской системы была доступность высшего образования для всех, в том числе и для малообеспеченных слоев граждан, и массовость выпусков специалистов. В периоды, когда страна нуждалась в индустриальном рывке за короткий срок, такая система работала весьма эффективно. Недостатком ее являлась малая гибкость: технологии меняются быстро, а для того, чтобы сменить программы обучения и приспособить их к новым технологиям, требовался немалый срок – ведь программы эти разрабатывались в министерстве образования, и представителям промышленности нужно было еще достучаться до другого министерства, пройдя через ряд бюрократических инстанций. Эти недостатки давали о себе знать, когда «большой скачок» заканчивался и экономика переходила к нормальному состоянию.
Достоинством американской модели является, напротив, ее большая гибкость, способность приспосабливаться к изменениям в производстве и в сфере бизнеса, но и недостатки ее очевидны: децентрализация, неспособность произвести сразу много специалистов одного и того же профиля, и наконец, платность, а значит, малая доступность. Особенно эти недостатки проявляются в периоды экономического кризиса (когда, например, система кредитования образования просто лопнет, как лопнула недавно ипотечная система США). Наша же современная постсоветская система высшего образования становится все меньше доступной для широких слоев населения и в то же время она лишена гибкости.
 
4.
Такое положение вещей в российской высшей школе мало кому выгодно. Оно невыгодно студентам и их родителям, которые вынуждены все больше и больше платить за образование, качество которого становится все ниже и процесс которого они не могут контролировать. Оно невыгодно производству и бизнесу, которые получают все менее и менее подготовленных специалистов. По большому счету, оно невыгодно и государству, которое нуждается в нормальной работе вузов для проведения модернизации.
Выгодно все это только …самому министерству образования. Год от года министерство образования требует и добивается от тех, кто занимается распределением госбюджета (президента, правительства, Госдумы), увеличения госрасходов на образование (и оппозиция здесь играет нашим чиновникам от образования на руку, постоянно заявляя, что образование финансируется недостаточно). По словам Медведева, консолидированные расходы на образование в 2011 г. составили 2 трлн 100 млрд рублей против 10 млрд рублей в 1999 г. Но при этом в течение 2000-х гг. неуклонно уменьшается количество студентов, обучающихся в вузах за счет федерального бюджета. В 2012 г. их число составило 490,8 тыс. человек на 7 миллионов российских студентов (часть из них, правда, обучаются в частных вузах). Число студентов-платников в госвузах за 2000–2010 гг. увеличилось вдвое. Итак, денег из бюджета министерство образования получает все больше, а тратит оно на обучение студентов все меньше. Куда же деваются финансовые потоки? Можно предположить, что на увеличение благосостояния самих работников министерства. Во всяком случае, статистика констатирует, что среднемесячная зарплата сотрудника министерства образования и науки на сентябрь 2011 г. составляла 52 163 рубля. Это в разы выше средней зарплаты школьного учителя и преподавателя вуза.
В этой ситуации, безусловно, чиновникам не нужны академические свободы и автономия вузов, это ведь сделает ненужным такое количество чиновников от образования. Не нужен им и массовый выпуск хороших специалистов и прекращение развала вузовской системы – тогда не удастся выманивать у правительства и Госдумы все новые ассигнования, которые оседают в карманах чиновников. Причем чем больше студенты, их родители, бизнес, предприятия платят за обучение, тем больше и оседает в карманах чиновников. Корпорация «Министерство образования» давно уже высасывает деньги из государства, а фактически – из скромных бюджетов налогоплательщиков, многие из которых платят дважды: сначала налоги на содержание чиновников от образования, потом – взносы в кассы вузов за обучение детей. Причем им не приходит в голову, что можно просто выбрать или то, или другое: или не платить чиновникам, предоставив вузам автономию, или если уж поручить руководство образованием государству, как это было в советские времена, требовать от него, чтобы оно снова сделало образование доступным (последнее, на мой взгляд, сегодня предпочтительней хотя бы потому, что страна снова нуждается в модернизации, а значит, в массовой подготовке специалистов). А не приходит им это в голову потому, что вокруг ситуации в высшей школе развели идеологический туман, скрыв истину за словесами о переходе к рынку и о необходимости «платить за хорошее образование»…
 
Рустем ВАХИТОВ
г. Уфа
Дальнейший текст доступен только читателям Завуч.инфо
Пройдите бесплатную регистрацию на портале (или войдите в свой профиль),
и читайте полные версии новостей без ограничений.
ЗарегистрироватьсяВойти
Комментарии

Вы должны залогиниться прежде чем оставить комментарий.